Я резко обернулась. Вот как… Уже перешел к угрозам? Так быстро?
— С чего ты решил, что я куда-то с тобой поеду? — зло поинтересовалась я. Мы стояли друг напротив друга и нас разделяло всего несколько старых досок настила. Очень символично, впереди их шесть и позади, я даже специально оглянулась — тоже ровно шесть. То есть я посередине. Была. За подобный тон я сделала шаг назад. Еще несколько ошибок и я отойду от него достаточно далеко, чтобы суметь отвернуться и отправиться дальше своей дорогой.
Пока я раздумывала о том, как удачно попались на глаза эти доски, чем неожиданно помогли установить некоторые правила нашего дальнейшего общения, Янош подошел и крепко сжимая мое плечо, развернул меня лицом к деревне. Плечо словно само собой дернулось и тут же освободилось от его захвата, но я даже спиной чувствовала, что Янош стоит слишком близко, отчего все мое спокойствие трещало по швам и грозилось с грохотом развалиться на части.
— Видишь эти дома? Людей? — сказал князь и не дожидаясь ответа, продолжил. — Сюда идут королевские войска. Нам нужно поспешить, потому что… если они сюда доберутся, всего этого… всех этих людей скорее всего больше не будет. Дома сгорят.
После всего пережитого я поверила ему с первого слова. И словно увидела над низкими хижинами отблеск бешеного тысячеликого пожара.
— Они едут за мной?
— Да.
— Но… они ведь все равно приедут?
— Нет. Мы проедем возле развилки на столицу, в том городке есть следящие осведомители. Мы попадемся им на глаза, к тому времени, как они разгадают наши личности, мы будем далеко, а войска повернут вслед за нами. Сюда идти отряду смысла уже не будет.
Так вот почему он здесь… Хочет вернуть долг? Спасти мне жизнь, которой между прочим ничего бы и не угрожало, если бы князь снова не появился на моем пути. Совесть мучит?
Янош стоял бледный, смотрел почти устало.
— Пожалуйста.
Собственно, упрашивать лишний раз меня не нужно. И да, я сразу представила возможные последствия своего упрямства, потому что вполне могла допустить, что королевские войска не оставят тут камня на камне только потому, что в деревне приютили сбежавшую из-под стражи заключенную, пусть даже без злого умысла.
Как они, кстати, узнали? Впрочем, проще простого. Ведь я вернулась туда, откуда родом и любой сыщик первым делом предположил бы подобное развитие событий.
Вещей, как оказалось, у меня никаких и не было. Дорожный костюм, в котором я так и ходила все время, гребешок, отданный в пользование месте с посудой и другими мелочами соседями, пара одеял. От бабушки ничего не осталось. Не могла же я взять на память кусок печки, разукрашенный ею собственноручно или один из пучков травы, все еще висящих под потолком?
Поняв, что собирать нечего я остановилась у стола и Янош который все это время стоял за порогом и заглядывал внутрь, вдруг отвернулся. Тоже понял.
Никто меня здесь не держал. Ничего не держало — бабушки не стало. Друзья детства выросли и превратились в совершено посторонних взрослых людей со своими интересами и проблемами. Даже небо давно дарило свой нежный сказочный свет не мне, а другим, более подходящим возрастом и уровнем доверия детям.
Перед выходом из дома я оставила омниум на столе. Изящное серебристое украшение, такое же чужое здесь, как и я сама.
— У меня нет лошади, — сказала я, когда Янош осторожно прикрывал за нами дверь. Вернее, ставил ее на место, потому что так просто в косяк она не помещалась.
— Хорошо, все равно придется скакать на моей, так нужно для скорости.
Он на секунду замялся, будто хотел сказать что-то утешительное, но я всем своим отсутствующим видом показала, насколько мне не хочется ничего слышать, так что Янош просто отвернулся и стремительно направился к той дороге, что с левой стороны от деревни. Я молча пошла за ним, почему-то думая о том, что это скрип под ногами наверное никогда больше не услышу.
Там где настил переходил в грунтовую дорогу, у жухлой травы обнаружился огромный, густо покрытый пылью жеребец. Совершено черный, высокий, но не это казалось подозрительным. Дело в том, что он стоял на одном месте, понурив голову и совершено не шевелился. Не помахивал хвостом, не стриг ушами, не тянулся за травой. Сваленная сосульками грива висела безжизненно, как старая мочалка.
Я бы не решилась подойти к такому подозрительному животному, больше похожему на чучело, но Янош залетел ему на спину, а потом наклонился и подхватил меня под руки, усаживая перед собой.
Жеребец, похоже, почти не дышал, но кожа на шее на ощупь оказалась теплой.
— Держись, — сказал князь на ухо и через секунду нас дернуло вперед, а потом мы понеслись по дороге очень-очень быстро. Дробный стук копыт летел впереди, а преследовало нас облако плотной дорожной пыли, которая, как известно, настолько мельче и прилипчивей обычной, что способна проникнуть сквозь слои любой самой плотной ткани и пробраться сквозь любую бумажную упаковку.
Некоторое время я ждала. Мне казалось, ни одна лошадь не способна долго двигаться в подобном темпе, но шли минуты, солнце поднялось и зависло прямо над головой, а животное как ни в чем не бывало перебирало копытами и дышало так же неторопливо.
Потом я поняла.
— Это ты делаешь? — спросила Яноша, совсем чуть-чуть повернув голову, чтобы только услышать ответ.
— Да.
И мы снова замолчали. Янош ничего не говорил, но когда я пару раз оборачивалась, его лицо выглядело очень сосредоточенным. Похоже то, как он заставлял жеребца двигаться, требовало полной концентрации внимания.