— И не любишь меня, — ничего не замечая, продолжал он. — Не хочешь от меня ничего. Денег, общего завтрака, утреннего поцелуя… детей.
И опять я ничего не смогла сказать.
— Я не жалуюсь, — словно опомнившись, быстро добавил он. — Сам виноват. Мне хватит того, что есть. Просто… иногда мне кажется, что ты со мной несчастна. И…
Он вздохнул и замолчал.
Янош…
Я подошла, молча утыкаясь лбом ему в спину. Как давно я не видела, чтобы он проявлял хотя бы малейшую слабость. Так привыкла к его силе, ведь после приезда в замок, хотя нет… гораздо раньше я начала считать его самым сильным человеком из всех мне известных. Полным магической, физической и духовной силы. Я легко привыкла, что он всегда улыбается мне и пытается сделать мою жизнь легче, даже если это значит, что ему приходиться брать на себя дополнительные заботы, которыми должна заниматься хозяйка замка. Но не занимается, потому что все еще плавает где-то далеко, пытаясь увериться, что сама по себе и не видит под собственным носом единственного человека, которому любовь нужна так же сильно, как и ей самой.
— Янош…
Спина шевелилась, хруст бумаги указывал на то, что он пакует картину обратно. Привычно быстро. Как часто он ее достает? Смотрит на них и жалеет, что стал сыном, которым невозможно гордиться? А я об этом не знаю?
А что тогда я вообще о нем знаю?
— Ты почему пришла? Что-то случилось? — картина спряталась в ящике, ящик задвинулся в стол, а его голос стал деловым.
Неужели я не могу прийти просто так? Когда… я приходила к нему просто так? Хотя бы поздороваться?
— Я… — но голос сорвался. Лавина схлынула и ушла. Да, я не смогла ее остановить. Но она столько всего унесла с собой. Столько всего лишнего.
Раздался стук в дверь и внутрь заглянул пан Гектор.
— Янош, — по мне скользнули равнодушные глаза. — Пора.
Пан Гектор вернулся в коридор, но дверь оставил приоткрытой.
— Мне нужно идти. Так что случилось? Все хорошо?
Нет, хорошо не было. Но…
— Иди, — сказала я.
Он развернулся, немного нахмурился, будто колебался, наклонился, но поцеловать не попробовал. Только посмотрел как-то обречено и ушел.
Я уперлась руками в стол и медленно опустилась на диванчик.
Что же произошло? Как так получилось?
Я его наказываю? В голове тут же зазвучали возмущенные голоса протеста, перечисляя самые весомые доказательства обратного. Приехала с ним в замок, сделала все, как он хотел. Вышла замуж, пускаю по ночам в свою постель. Простила его!
Так что я тогда делаю?
Я его наказываю…
Нет, не может быть!
Но ведь что-то я делаю неправильно?
Сложно просто взять и саму себя отругать. Потому я прибегла к проверенному способу — представила бабушку. Она не смотрела укоризненно, не покачивала головой, ни цокала языком, а как обычно просто мягко положила мне на макушку руку.
— Ты не права, Ула, — беззлобно сказала. — Каким бы сильным он тебе не казался, есть вещи, против которых не выстроишь защиту, даже если ты сильнейший круорг из ныне живущих.
Как можно не поверить собственной бабушке?
И что теперь?
Янош, конечно, сильный. Он еще долго выдержит, верно? И простит мне все, в это можно не сомневаться. Все простит, даже измену. Даже, наверное, предательство. Только потому, что сам винит себя во всех событиях прошлого и считает, что видимо лучшей семьи не заслужил.
Но ведь это уже прошлое? А значит, оно прошло, его больше нет.
Что я делаю? Неужели мне до сих пор не хватило времени расставить приоритеты? Выбрать между сладкой жалостью к самой себе и возможным будущим счастьем нашей семьи? Решить, что самое важное? На это не нужно много времени, ведь я точно знаю, что!
Нет ничего важнее Яноша и нашего общего счастья. Так сколько я буду упрямо считать, что все и так прекрасно?!
Совершено точно так дальше нельзя. Но главное, теперь я и сама так больше не смогу.
Ужинать не хотелось, я сидела в комнате до самой темноты. Янош всегда приходил в одно и то же время. Когда до его прихода оставалось всего ничего, я встала и выскочила в коридор, даже не прикрыв за собой дверь.
К Яношу тоже вошла без стука. Он сидел за столом, дописывая какие-то бумаги. Неужели до сих пор работает?
Я даже не знаю, когда он отдыхает. Он разбирается с делами каждый день… с утра до вечера. А ночью приходит ко мне.
И несмотря на данную в храме клятву, я даже не пыталась ему помочь, забрать хотя бы часть его обязанностей. Хотя бы самых простых и необременительных.
— Ула? — он сжал ручку и отложил ее сторону. — Ты…
Разве нормально, что муж, увидев на пороге спальни собственную жену, так удивляется? И… настораживается.
— Я ни разу не была в твоей комнате, — с трудом выдавила я, осматриваясь. Он молча ждал.
— Здесь… красиво.
Брови Яноша удивлено приподнялись. Комната была вполне обычной и вряд ли сильно отличалась от комнат рядовых круоргов.
— Красиво везде, где есть ты, — пояснила я.
Нет, надо по-другому, пока решимость объясняться не испарилась. Надо говорить прямо, без вступлений. Я шагнула ближе, он поднялся мне навстречу, опуская руки по швам. Я взяла его за руки, тесно переплетая наши пальцы.
— Я почему-то тебе не сказала… Я очень люблю тебя, Янош.
Он не верил. Мне показалось, он не верит! Я упрямо продолжала:
— Я безумно тебя люблю. И не менее сильно уважаю. Разве тебя можно не уважать? — сказала я, настойчиво смотря снизу вверх в его замершее от неожиданности лицо. Или от нежелания спугнуть? — Ты не бросаешь своих, даже если речь о рядовом круорге. Ты пришел бы к Жосту, даже если бы они не взяли пленными женщин. Ты не стал мстить и захватывать родственников королевских советников, не стал разводить бойню и жертвовать в угоду своему самолюбию жизни своих людей. Ты не задумываясь женился на девушке, брак с которой для князя совершеннейший мезальянс. Ты обращался с ней, как с королевой, хотя она этого не заслужила и даже ни разу не задумался, стоит ли она того. Я очень люблю тебя, Янош.