Дикий вьюнок - Страница 81

Князь немного наклонился.

— Что с тобой? — вдруг спросил совсем другим тоном. Таким живым, таким…

Глаза закрылись, слезы сами собой потекли по щекам. Сейчас мне хотелось только одного — спрятаться за кого-нибудь, за чью-нибудь крепкую спину, за самую высокую стену, чтобы знать — здесь безопаснее всего. Здесь никто не достанет, никакое зло. Я так устала одна.

Вдруг Янош протянул руку, положил ладонь мне на затылок и молча притянул к себе. И я забыла, кто мы есть на самом деле. Что между нами стоит… что будет стоять всегда.

Сейчас я не могла отказаться от его твердого плеча, от мягкой ткани рубашки, которая гладит щеку, от вызывающего тоску запаха его кожи. От его руки на плечах и прохладной ладони на волосах, приносящей раскалывающейся от боли голове облегчение.

В те несколько мгновений я забыла про все. Позволила себе забыть. И уже давно я не была настолько счастлива.

9

Наверное, я получила сотрясение мозга. По крайней мере, все признаки — тошнота, слабость, дикая головная боль. Правда, ничего из этого не имело сейчас ни малейшего значения. Сейчас, когда Янош рядом. Когда можно за него спрятаться, потому что совершено очевидно — Князь тлена никому не даст меня в обиду. Разве что самому себе. Слишком уж дорожит правом решать мою судьбу и тому, кто хочет остаться целым, не стоит на это право даже покушаться.

Но сейчас его ладонь прикасалась к месту удара и что-то делала, что-то меняла на недоступном мне энергетическом уровне, потоки прохладного воздуха остужали пульсирующую боль и она гасла, как прибитый к земле сильным ветром огонь. Периодически боль пыталась набраться сил и вспыхнуть, ухватится за остатки дров, но ветер продолжал сдувать его безо всякого труда.

Никогда о подобном не слышала. Круорги — маги разрушения, их практика запрещена не только из-за источника получения силы, а еще из-за способности наносить сильнейший вред, урон по силе разрушения практически равный стихийному бедствию.

— Говорят, что темные маги не умею лечить… — прошептала я, уткнувшись носом ему в плечо.

— Они и не умеют, — спокойно ответил Янош. А его ладонь все так же неторопливо и уверено убирала остатки боли, а затем пропала даже усталость, будто голову собирали из частей, наконец-то сложив их в единственно правильном порядке.

— А что тогда ты делаешь? Лекарем способен стать только обладающий светлой силой маг. Да еще один из тысячи, чей уровень восприятия чужой боли переваливает за высоко поднятую планку. Маг с болезненной совестью… Таких почти не бывает. А ты убрал боль, совсем убрал.

И тут я почувствовала, как он улыбнулся. Даже видеть не нужно было, просто что-то невесомое расплылось над головой и я точно знала — это его улыбка.

— Не говори никому, — попросил князь.

— Ни за что.

Это было здорово. Ощущение дома, крепости, нужности — все вместе, все одновременно. А вокруг будто раскинулись бескрайние просторы, широкое небо, тишина и над головой дышали свободные ветра: теплые южные, суровые северные, душистые горные. Наверное, так выглядит счастье. Сложно сказать, если совсем забыл, на что оно похоже.

Откуда-то со стороны раздался всхлип и ветра заглохли, а Янош насторожился. Плечо превратилось в камень. Через миг он меня отпустил. Мы оглянулись синхронно — Тося сидела в углу, смотря на нас с изумлением и ужасом, и непроизвольно всхлипывала.

Сейчас она выглядела совершено случайным и даже лишним здесь человеком, незваным свидетелем, одним легким движением сумевшим разделить целое на нежизнеспособные куски. Миг слабости князя (или что это было) прошел и казалось, теперь он происшедшим недоволен. Я старалась не смотреть ему в лицо, но Тося моего взгляда тоже усердно избегала. Зато князь стал похож на самого себя — уверенный, властный хозяин, прогуливающийся по вверенной ему территории и случайно забредший в темную коморку для хранения старых тряпок.

— Как тебя зовут? — просил Князь. Тося замерла и испугано подалась назад. Но позади стена, так что бежать некуда.

— Тося, — еле слышно ответила она.

Князь некоторое время смотрел сверху вниз, думая о чем-то своем. Потом опомнился.

— Не бойся, девочка. Он больше не вернется.

С этими словами князь развернулся и ушел. Обо мне он не вспомнил, когда за ним закрылась дверь, Тося перевела на меня вопросительный взгляд. Я пристально посмотрела ей в лицо.

— Ты никому и никогда не расскажешь о том, что произошло в этой комнате, — спокойно сообщила я. Ее лоб перерезали болезненные морщины, будто Тося решила, что иначе я ее ударю. Но все не так просто… не так просто. Ей нужно было молчать не для меня… для своей собственной безопасности.

— Хорошо, — наконец согласилась она и только тогда расплакалась. И только тогда я решилась ее обнять и утешить.

Мы валялись на кровати и смотрели, как на потолке отражаются тени закатного неба, когда нам принесли ужин. Ладно, что в комнату, больным иногда приносят еду, чтобы они не разносили по замку заразу. Но самое удивительное — к мясу и хлебу прилагался большой кувшин вина со знаком фоенты на залитой воском пробке. Нераспечатанный. Это уже очень необычно. Мы не могли не попробовать — на вкус вино оказался удивительно приторным, но приторность проходила моментально, она перекатывалась по языку как волна через камни набережной и таяла во рту шуршащей пеной. Полстакана вина каждой из нас хватило, чтобы крепко уснуть.

Ночью вьюнок ушел и я не смогла его удержать. А может, не захотела. Скорее всего.